И он говорит ей: «С чего мне начать, ответь, - я куплю нам хлеба, сниму нам клеть, не бросай меня одного взрослеть, это хуже ада. Я играю блюз и ношу серьгу, я не знаю, что для тебя смогу, но мне гнусно быть у тебя в долгу, да и ты не рада».
Говорит ей: «Я никого не звал, у меня есть сцена и есть вокзал, но теперь я видел и осязал самый свет, похоже. У меня в гитарном чехле пятак, я не сплю без приступов и атак, а ты поглядишь на меня вот так, и вскипает кожа.
Я был мальчик, я беззаботно жил; я не тот, кто пашет до синих жил; я тебя, наверно, не заслужил, только кто арбитры. Ночевал у разных и был игрок, (и посмел ступить тебе на порог), и курю как дьявол, да все не впрок, только вкус селитры.
Через семь лет смрада и кабака я умру в лысеющего быка, в эти ляжки, пошлости и бока, поучать и охать. Но пока я жутко живой и твой, пахну дымом, солью, сырой листвой, Питер Пен, Иванушка, домовой, не отдай меня вдоль по той кривой, где тоска и похоть».
И она говорит ему: «И в лесу, у цыгана с узким кольцом в носу, я тебя от времени не спасу, мы его там встретим. Я умею верить и обнимать, только я не буду тебя, как мать, опекать, оправдывать, поднимать, я здесь не за этим.
Как все дети, росшие без отцов, мы хотим игрушек и леденцов, одеваться празднично, чтоб рубцов и не замечали. Только нет на свете того пути, где нам вечно нет еще двадцати, всего спросу — радовать и цвести, как всегда вначале.
Когда меркнет свет и приходит край, тебе нужен муж, а не мальчик Кай, отвыкай, хороший мой, отвыкай отступать, робея. Есть вокзал и сцена, а есть жилье, и судьба обычно берет свое и у тех, кто бегает от нее — только чуть грубее».
И стоят в молчанье, оглушены, этим новым качеством тишины, где все кучевые и то слышны, - ждут, не убегая. Как живые камни, стоят вдвоём, а за ними гаснет дверной проём, и земля в июле стоит своём, синяя, нагая.
Я замечаю, что все еще крепко держусь за Пита, и с трудом разжимаю ладонь. Мы оба работаем пальцами, чтобы вернуть им чувствительность. – Спасибо, что не отпускала меня. Я все время боялся упасть, – говорит Пит. – Правда? Уверена, никто ничего не заметил. – Я уверен, рядом с тобой меня вообще не заметили. Огонь тебе явно к лицу. Может, будешь чаще так ходить? Улыбка Пита кажется такой искренней и немножко смущенной, что я невольно чувствую к нему теплоту. «Не будь дурой. Он только и думает, как тебя прикончить, – одергиваю я себя. – Завлекает, чтобы ты стала легкой добычей. Чем он любезнее, тем опаснее». Почему бы ему не подыграть? Я встаю на цыпочки и целую его в щеку. В самый синяк.
+Следующие часы проходят в сплошных мучениях. Сразу стало ясно, что бурные восторги у меня не идут. Пробуем выставить меня дерзкой, но с гонором тоже напряженка. Для свирепой я слишком «субтильная». Я не остроумная. Не забавная. Не сексапильная. Не загадочная. К концу консультации я вообще никакая. Примерно в то время, когда я упражнялась в остроумии, Хеймитч не выдержал и начал пить, а его замечания стали еще более едкими. – Я сдаюсь, солнышко. Просто отвечай на вопросы и старайся не отравить зрителей своим ядом.
– Значит, с пяти лет ты совсем не обращал внимания на других девочек? – спрашиваю я Пита. – Ничего подобного. Я обращал внимание на всех девочек. Просто для меня ты всегда была самой лучшей.
– Говорю же, он ненавидит меня! – возмущаюсь я и тут же смеюсь, представив Хеймитча своим приятелем. – Ну, не всегда. Когда Хеймитч трезвый, он о тебе дурного слова не скажет. – Хеймитч не бывает трезвый! – Да, верно. Видно, я его с кем-то спутал… Ну да, точно. С Цинной. Вот кто тебя обожает. Хотя не очень-то радуйся: в основном это потому, что ты не дала деру, когда он захотел тебя поджечь.
Ха! А я-то думала, что у торговцев сладкая жизнь. Голодать-то Питу, конечно, не приходилось, что верно, то верно. И все-таки есть что-то удручающее в том, чтобы всегда жевать черствый хлеб, старые сухие буханки, которые никто не захотел купить. При всей нашей нищете у нас есть одно преимущество: так как я добываю еду каждый день, она большей частью такая свежая, что того гляди убежит.
***
-Терпеть не могу самоуверенных типов, - бормочу я. -А чего их любить? - поддакивает мой товарищ по несчастью, сливая последние капли в стакан.
Отлично. Пойду скажу Питу, что я выбрала в союзники Долбанутого, Тронутую и восьмидесятилетню бабушку. Вот он обрадуется.
Замечательно! Теперь все внимание обратят на хирургов, восстанавливавших мое левое ухо, оглохшее после Голодных Игр в прошлом году. Пусть объясняются, бедолаги: почему я вдруг стала слышать, словно летучая мышь.
-Бедненький Финник. Ты, наверное, первый раз в жизни стал непохож на красавца? -Да уж. Непривычное ощущение. Но ты же как-то всю жизнь терпела.
Может быть, роль играет разница в возрасте. Или все дело в том, что этот человек в миллион раз умнее нас всех вместе взятых.
***
-Мне пора в госпиталь, - говорит Прим, усаживая Лютика на кровать рядом со мной. -А вы составите друг другу компанию, ладно? Лютик соскакивает с кровати и бежит за Прим, громко, жалуясь, когда дверь закрывается перед его носом. Компания мы друг для друга, прямо скажем, паршивая.
Джоанна с довольным сидом переводит дух, когда морфлинг попадает ей в кровь. -Пожалуй, они там, в Шестом, были не так уж глупы. Ширнутся и ну себя разрисовывать. Чем не жизнь?
-В Капитолии у нас с ним были соседние камеры. Он хорошо знает мои крики, а я его. Энии, сидящая с другой стороны от Джоанны, зажимает уши руками и принимает отрешенный вид. Финник обнимает ее, бросая сердитый взгляд на Джоанну. -А что такого? - удивляется Джоанна. - Врач говорит, я должна прямо высказывать, что думаю. Это нужно для лечения.
Мне необходимо украсть у Боггса активированный голограф и смыться прежде, чем тот заметит. Хотя думаю, легче украсть у него зубы изо рта.
Мое новое занятие - флористика. Вчера купили мне высокую красную лилию - поила ее горячей водой с уксусом, потом подрезала стебель в гармонии с размерами бутылки. Сегодня удаляла пыльники - нравится )) теперь нужно найти конский щавель и низкую коробку. Композиции составлять сложно, пока не попробуешь. Потом уже просто не думаешь...
-Скажи, а что после паломничества? Вернешься к себе в замок или останешься в столице? -Еще не решила. Там видно будет. -Знаю, что это прозвучит... э-э-э... несколько странно и неожиданно, но что бы ты сказала, если бы я предложил тебе выйти за меня замуж? "Странно и неожиданно? - хмыкнул про себя Гвоздь. - Мальчик, да ты мастак преуменьшать!"
За десять минут, проведенных на ковролине в прихожей, я примирился с тем, что в мире есть место сверхъестесственным явлениям, и навсегда расстался с ощущением покоя и уверенности в собственной безопасности.. И еще научился задавать себе и другим вопросы, даже когда знал, что вместо ответа меня удостоят в лучшем случае недоуменным взглядом. А потом, за следующие пять минут, - преодолевать свой страх, перешагивать через инстинкт самосохранения и, наконец, смеяться над собой.
Когда, обливаясь слезами, я встал с пола и, еще всхлипывая, толкнул изо всех сил дверь, то увидел, то каким-то образом открылось окно; короткие порывы ветра. рвавшегося внутрь и лавировавшего между отворенными ставнями и мебелью, создавали тот странный шум, который я принял за человеческое дыхание. Окно я тут же запер, дверь в комнату, наоборот, распахнул и припер стулом, чтобы она больше не закрывалась, а потом включил по квартире свет. На этом экзорцистский ратуал завершился.
*** - Мы вас пока беспокоить не будем. Вы подумайте, память напрягите. Димедрол, в конце концов, развеется ведь когда-нибудь. Телефончик свой оставьте и наш запишите. Из Москвы пока никуда не пропадайте. И вот еще что - складывается у нас такое впечатление, что до вас тоже пытались добраться. Знаете все-таки, как говорится - "Моя милиция меня бережет". Вы не подумайте, что нам все равно, у нас ведь тоже отчетность страдает. И два нераскрываемых убийства в одном доме для нас хуже, чем одно. С наступающим вас, - заключил майор, швыряя окурок мне под ноги.
Она сделала первое, что пришло ей в голову. Вскочила и приникла к его бугристой железной спине, обняв его сзади и сомкнув руки на неподвижной, будто не дышащей, груди. Он вздрогнул, как если бы она ужалила его плеткой, замешкался… Опешили и изготовившиеся к стрельбе автоматчики. Старик понял ее без слов. Дрезина рванулась с места, изрыгая черные горькие облака, и станция Автозаводская унеслась прочь. В прошлое.
* * * До самой Павелецкой никто больше не обмолвился ни словом. Хантер высвободился из нежданных объятий, разжав руки девушки так, будто гнул мешавший ему дышать стальной обруч. Мимо единственного блокпоста проскочили на полной скорости, посланные с него веером пули впились в потолок над их головами. Бригадир успел выхватить свой пистолет и ответил тремя беззвучными вспышками. Одного, кажется, свалил, остальные слились со стенами, вжались в неглубокие выступы тюбингов и так уцелели. «Однако», — думал Гомер, посматривая на сникшую девчонку. Он предполагал, что любовная линия завяжется вскоре после появления героини, но все развивалось уж слишком стремительно. Быстрее, чем он поспевал не только записывать, но и понимать.
Здравствуй, Ама-ныряльщик, ловец камней. Что тяжелей ожерелий, что носишь мне? Лишь обещания, что не пойдешь на дно, Если продам одно.
Слезы морей не стереть с обнаженных плеч. Ты ловец красоты, которую не извлечь. Движимый в каждой женщине, как в волне. Преданный глубине.
Сколько жен ты имел, и сколько сменил имен? Сосчитаешь до ста, и жемчужина станет мертвой. Что холодней перламутра в моей груди? Голос, который ответил ему - иди.
И уже не отнимет отлив, не вернет прибой. Тот, кто однажды был для меня тобой - Он ловец пустоты, которую не достать. Я считаю до ста над водой. И еще до ста.
Дружба для Водолеев — это святое. Вы можете быть любовниками или мужем и женой, но между вами есть еще и дружеские отношения. И вы знаете, что существуют определенные вещи, которые друзья делают, и определенные вещи, которых друзья не делают. Друзья никогда не обсуждают вас с посторонними людьми. Друзья не нарушают обещаний. Друзья принимают вас со всеми вашими недостатками. Друзья вас не предают и всегда готовы прийти на помощь. Водолеи никогда не требуют от друзей больше, чем могут дать сами. И пожалуй, они редко понимают, что их определение дружбы равнозначно определению настоящей любви.